Жаркая осень 1904 года  - Александр Харников

Наверное, он прав. Разрушить мир до основания очень легко, но кому же понравится жить на развалинах. Кажется, у меня появилась идея нового романа. Надо достать из саквояжа карандаш, бумагу и приступить к работе. Мне хочется надеяться, что это будет лучшая вещь, достойно завершающая мои литературные труды.

22 (9) января 1905 года, утро.

Санкт-Петербург. Зимний дворец.

Готическая библиотека.

Заседание Малого Тайного Совета

День 9 января по юлианскому календарю выдался в Петербурге ветреным, облачным и морозным. Не самое приятное время для пеших прогулок. А еще противнее в нашем прошлом было русским солдатам в такую погоду стоять на петербургских улицах в продуваемых ветром шинелях в ожидании толпы бунтовщиков, желающих пройти к Зимнему дворцу. Это из-за них центр российской столицы тогда превратился в осажденный военный лагерь. Это из-за них, о чем тогда почти никто не знал, изрядно струхнувший император Николай бросил дела на командующего гвардией и Петербургским военным округом великого князя Владимира Александровича, то есть на самотек, и укатил из столицы подальше от греха и поближе к славе «кровавого палача собственного народа».

Но теперь все было не так. Мало того что исчезли предпосылки для массового народного протеста, так еще и все же случившаяся история с увольнением из деревообрабатывающих мастерских Путиловского завода мастером Тетявкиным четырех рабочих, в прошлый раз послужившая детонатором протеста, в этой версии реальности превратилась в трагикомический водевиль.

Рабочие, бывшие членами Собрания, пожаловались на произвол начальства председателю Собрания товарищу Кобе, а Коба – это вам не Гапон. Уже на следующий день деревообрабатывающие мастерские посетила комиссия в составе представителя Собрания, присяжного поверенного, корреспондента газеты «Правда», инспектора Министерства труда (въедливого молодого человека), а также подпоручика ГУГБ, хмурого, с непроницаемым лицом, с крестом Святого Владимира 4-й степени с мечами, с протезом вместо левой руки – память о войне с японцами. Последнее обстоятельство и вынудило молодого офицера сменить род службы. Государевых преступников можно ловить и без руки, была бы голова на плечах. Имея политические взгляды умеренно левого направления, подпоручик служил в том отделе ГУГБ, который занимался затаптыванием искр, которые на сухую солому российской действительности разбрасывали такие вот Тетявкины и прочие неразумные лица.

Прибывшие оперативно опросили всех свидетелей произошедшего. После этого инспектор Министерства труда перечислил все законы и указы нового императора, которые мастер ухитрился нарушить своим решением. Присяжный поверенный «обрадовал» Тетявкина повесткой на судебное заседание, на котором будет решаться вопрос о восстановлении рабочих на их прежних местах и выплаты им компенсации за счет средств мастера. Самым последним был подпоручик ГУГБ, который поинтересовался у Тетявкина – какого черта тот чуть было не спровоцировал стачку на одном из крупнейших оборонных предприятий Российской империи? И велел ему явиться в Новую Голландию в кабинет № 5 к штабс-капитану Тугарину для душеспасительной беседы. А корреспондент «Правды» пообещал, что уже в завтрашнем номере он распишет все произошедшее на всю Россию-матушку.

Короче, для мастера история вышла некрасивая и неприятная, хоть вешайся. Но Малый Тайный Совет собрался не из-за него. Здесь на самом высшем уровне такие истории проходили по классу забавных анекдотов. Тут в ходу были вещи куда более серьезные. Россия прожила, быть может, один из ключевых периодов своей истории – с момента начала Русско-японской войны и до нынешней даты, когда в нашем прошлом началась так называемая «революция 1905 года», хотя всем было понятно, что никакого успешного переворота, закрепившего новое общественно-государственное устройство, тогда не состоялось. Бог миловал.

Когда все расселись за длинным столом и приготовились слушать, первым на правах Хозяина земли Русской и председателя Малого Тайного Совета слово взял император Михаил.

– Товарищи! – торжественно произнес он. – Я не оговорился, именно товарищи, потому что всех здесь присутствующих я считаю своими товарищами по борьбе за светлое будущее русского и других народов Российской империи, а также за грядущее справедливое мироустройство.

– Ваше величество, – не удержался от каверзного вопроса Ленин, – неужели вы говорите о борьбе за светлое будущее только тех народов, которые имеют счастье быть вашими подданными, и у вас нет желания помочь тем людям, которые к ним не относятся?

– Знаете, Владимир Ильич, – ответил император своему министру труда, – волею судьбы и промыслом высших сил я являюсь главой Российской империи, а не владыкой Всея Вселенной. Поэтому, как у всякого доброго царя-батюшки, сердце мое болит именно о моих подданных. А все остальные люди планеты оными не являются. Но поскольку мы, русские, не какие-нибудь там «цивилизованные европейцы», то мы никогда не будем добиваться своего светлого будущего за счет других народов, причисляя их к низшим расам.

– А если кто-то попробует причислить к низшим расам нас, – добавил генерал-майор Бережной, – то пусть такие горячие головы придут и заявят об этом прямо и открыто. Наполеон в свое время попытался нас «цивилизовать». Закончил он, как известно, сидением на острове Святой Елены.

– Все так, Виктор Сергеевич, – подтвердил император. – Но давайте вернемся к основной теме нашего разговора. Одним из основополагающих моментов, способствующих достижению светлого будущего, я считаю справедливые взаимоотношения между наемными работниками и работодателями, исключающие детский труд, неоправданные штрафы, задержки или невыплату заработной платы, или выплату ее товарами из заводской лавки по ценам, превышающим в несколько раз обычные розничные цены. Владимир Ильич, каковы ваши успехи на этом поприще?

– Успехи есть, – ответил Ленин, – и немалые. К настоящему моменту, по крайней мере в Петербурге и Петербургской губернии, ни одна жалоба рабочих на произвол администрации или владельцев фабрик и мастерских не остается без рассмотрения. В остальных губерниях дела обстоят несколько хуже. В Москве, например, расследуется лишь половина дел о нарушении законов о труде. А в остальных крупных губернских городах европейской части России – не более трети. За Уралом же наших инспекторов пока и вовсе нет. Остро не хватает людей, да и положение в деле трудовых отношений настолько запущенное, что нашу деятельность можно сравнить с трудами по расчистке авгиевых конюшен, без привлечения к этому делу товарища Геракла с его новаторскими методами. Очень сильно нам помогают товарищи из Собрания фабрично-заводских рабочих и корреспонденты «Правды», раскапывающие самые вопиющие случаи, требующие первоочередного реагирования. Отдельное спасибо господам из ГУГБ, с появлением которых у наглых миллионщиков сразу пропадает охота спорить с нашими инспекторами и спускать на них злых собак.

– Все это хорошо, Владимир Ильич, – кивнул император, – что же касается нехватки людей, то она возникла потому, что у вас очень строгие критерии отбора, а посему терпите. Сами знаете – не каждый может работать в вашем ведомстве. Ведь у вас сравнительно скромное жалованье и очень большие соблазны.